Суета сует - Борис Курланд
Золушка удивленно посмотрела на Толю:
– Я почему-то думала, что ты доволен жизнью. Не надо торопиться на работу, денег хоть отбавляй, живем в центре, до метро рукой подать, никаких забот.
– Научи меня делать твою работу, а вдруг получится.
– Не сможешь, кишка тонка. Одно дело, нарезать колбасу, а другое – резать человека, как свинью, или протыкать, как воздушный шар. Самое главное, не заклиниваться на увиденном, иначе в психушку попадешь.
Анатолий знал, что она права.
– Ты мне рассказала, как убила того «карася». А что было дальше, как ты стала профессионалом?
Золушка неохотно ответила:
– Я расскажу, но при одном условии.
– Да, я знаю, никому и никогда.
Девушка утвердительно кивнула головой.
– Я встретила Хромого в тот самый день, когда рассчиталась с «карасем».
– Из огня да в полымя.
– Не совсем. В отличие от садиста, Хромой не пытался ко мне приставать, предлагать постель и прочее. Он увидел меня, когда я, как полоумная, шла по улице, не замечая, что одежда, руки и лицо – все в крови. Хромой привел меня к тете Клаве, она позаботилась обо мне, как о родной дочери, помыла, переодела, накормила и посоветовала не обращаться в милицию. У нее я прожила несколько дней не высовывая носа, пока не пришел Хромой и рассказал, что в убийстве обвинили малолетку, но как самозащита, таким образом, дело не получило дальнейшего хода.
– Так ты стала Золушкой, только принца не хватает.
– Кончай вредничать. Ты мой принц, вот тебе хрустальная туфелька.
Девушка резво швырнула в него домашней тапочкой, Толя с трудом успел уклониться от «стеклянного» предмета, который мягко шлепнулся о стену.
– Лучше рассказывай дальше, – миролюбиво предложил он, посадив подружку к себе на колени.
– Недели через две после знакомства мы с Хромым поехали электричкой в маленький поселок, километров пятьдесят от Москвы. Неказистое место, у тех, кто побогаче, шифер на крышах, во дворах живность, куры, свиньи и прочее. Зашли мы в один такой двор. Грязищи! К счастью, деревянный настил от калитки прямо к дому ведет. Заходим, а там старичок в кресле дремлет под звуки радио «Маяк», как раз позывные звучат. Хромой мне подмигивает: смотри, что сейчас будет, наклоняется к старичку и во весь голос кричит: «А теперь перед вами выступит знаменитый маэстро Декалон!» Старичок вскочил, словно невидимая пружина выбросила его из кресла, и махнул рукой. Нож со свистом пролетел в воздухе, лезвие почти до половины вошло в деревянную стенку, рукоятка дрожит в воздухе, как рыбий хвост.
Декалон оказался бывшим циркачом, метателем ножей. После того как он окончательно проснулся, угостил чаем и рассказал пару баек из цирковой жизни, повел нас в переделанный под мастерскую сарай. Такое нигде не увидать: стены мастерской сверху донизу увешаны ножами разной величины, рукоятки ручной работы и клинки на выбор – прямые, кривые, короткие, длинные, широкие, тонкие, как спица. Не сарай, а музей.
Декалон не только один из лучших в мире метальщик ножей, просветил меня Хромой, он еще и мастер по изготовлению холодного оружия.
Бывший циркач с дурацким поклоном протянул мне нож, который на первый взгляд выглядел вполне обычно: матовое лезвие, покрытое тонкими насечками, рукоятка из шершавого дерева, волнистая на ощупь.
– Что в нем особенного? – Я осторожно провела пальцем по острию лезвия.
– Попробуй, узнаешь, – предложил Декалон.
Я, недолго думая, метнула, вернее сказать, бросила нож в сторону деревянного столба, подпирающего крышу сарая.
Нож, не долетев нескольких сантиметров до столба, взмыл вверх и воткнулся в потолок.
Я удивленно посмотрела на Декалона:
– Он что, управляемый, как радиомодель?
Хозяин поставил меня возле стены, приказал не двигаться, отошел на несколько шагов, поднял руки и одновременно выбросил кучу лезвий. От страха я зажмурила глаза, вот-вот наделаю в штаны, слышу мелкую дробь втыкающихся ножей, тах-тах-тах. Когда наступила тишина, я осторожно открыла глаза, хочу и не могу оторваться от стены, Декалон буквально пригвоздил меня лезвиями к доскам, как он сказал, его коронный номер в цирке. Когда я у него осталась в качестве ученицы, он много рассказывал о цирковых гастролях, поездках по стране, встречах с известными цирковыми артистами, как в далекой Сибири влюбился в зрительницу, дочку местного партийного бонзы, короче, массу интересных историй.
– Я начинаю тебя бояться, – то ли шутливо, то ли всерьез заметил Анатолий, – случится, разозлишься на меня, метнешь железяку, не успею глазом моргнуть, как ангелочки понесут меня в небесную высь.
– Не волнуйся, дорогуша, для тебя припасен особенный нож.
– Какой?
– Он не убивает, а кастрирует.
Анатолий перевел взгляд на Никитина, майор смотрел на него выжидающе.
– Вы что-то спросили, товарищ майор? Я задумался.
– Не спросил, а предложил, задуматься тебе есть над чем, пять лет тюрьмы минимум.
– А что вы предложили?
– Введенский, сосредоточься. Я тебе предлагаю помощь, план, как выбраться из шваховой ситуации.
– Какой еще план! Золушка меня из-под земли достанет, и тогда мне конец.
– А если ты уедешь за границу, как она тебя найдет?
– Не понимаю…
– Ты мне сдай Хромого вместе с твоей подружкой, а я тебя взамен отправлю за границу.
Москва. 1973 год
Роза Флайшман и Анатолий
Роза Флайшман с любопытством взглянула на худощавого, выше среднего роста парня с явной славянской внешностью: русые волосы, небрежно спадающие набок, серые глаза, светлая кожа, тот тип, которого ей надо бояться как огня. Так предупредил папа.
Заглядевшись на одетые в изящные женские платья манекены, выставленные в высокой витрине универмага, Роза сначала не обратила внимания на парня, который, стоя рядом, также с любопытством рассматривал витрину. Роза тяжело вздохнула. Где ей было до высоких длинноногих стройных девушек, демонстрирующих в элегантных позах модные платья, юбки, жакеты и небрежно висящие на руках сумочки.
Сама Роза больше напоминала колобок или добродушную киску с круглыми щеками, покрытыми шелковистым, почти прозрачным пушком, кудрявые черные волосы венчиком обрамляли довольно крупную голову, сидящую на коротком теле с пухлыми руками и ногами, отчего Роза ходила чуть вперевалку. В правой руке девушка держала портфель, а в левой бутерброд, который она задумчиво жевала, рассматривая витрину универмага.
Роза все делала в замедленном темпе. Девушка не была, упаси господи, глупой особой, наоборот, училась она прекрасно, школу закончила с золотой медалью, в университет поступила с первого раза без всяких протекций, активно участвовала в различных конкурсах по математике, где неизменно занимала первые места. Роза попросту не обладала быстрой реакцией, на вопросы отвечала после некоторой паузы или заминки, но всегда безошибочно, никогда не выбрасывала спонтанные ответы, анекдоты понимала с трудом, принимала к сердцу проблемы знакомых, готова была душу отдать ради дружбы.
Москва – Самарканд. 1949 год
Фима Флайшман и Кира Басанова
Через четыре года после окончания войны лихой сержант Ефим Флайшман, в пиджаке, украшенном медалями и орденом, с трофейным чемоданом приехал из Москвы погостить в далекий Самарканд к тете Риве, маминой родной сестре.
Открыв калитку во двор, Фима увидел необычное зрелище: молоденькая девушка, в коротком сатиновом платье, с веснушчатым лицом и босыми ногами, покрытыми многочисленными царапинами и синяками, беспощадно, не жалея кулаков, колотила парня, примерно ровесника, если судить по росту и внешности. Одной рукой она держала бедолагу за рубашку, а другой отвешивала подзатыльники и оплеухи. Фима счел нужным вмешаться, чтобы предотвратить линчевание. Парень, воспользовавшись передышкой, перескочил через забор и был таков.
Девушка зло посмотрела на Фиму и демонстративно плюнула ему под ноги:
– Ты чего вмешиваешься, козел, из-за тебя ворюгу упустила, я за ним уже две недели охочусь. Только приехал и уже суешь свой нос в чужие дела, у себя дома командуй,
